Маяковский Владимир Владимирович
Раннее творчество Маяковского было экспрессивно и метафорично («Пойду рыдать, что перекрёстком распяты городовые», «А вы могли бы?»), сочетало энергию митинга и демонстрации с лиричнейшей камерностью («Скрипка издёргалась упрашивая»), ницшеанское богоборчество и тщательно замаскированное в душе религиозное чувство («Я, воспевающий машину и Англию / Может быть просто / В самом обыкновенном Евангелии / Тринадцатый апостол»).
По признанию поэта, всё началось со строки Андрея Белого «В небеса запустил ананасом». Давид Бурлюк познакомил молодого поэта с поэзией Рембо, Бодлера, Верлена, Верхарна, но решающее воздействие оказал свободный стих Уитмена. Маяковский не признавал традиционные стихотворные размеры, он придумывал для своих стихов ритм; полиметрические композиции объединяются стилем и единой синтаксической интонацией, которая задаётся графической подачей стиха: сперва разделением стиха на несколько строк, записываемых в столбик, а с 1923 года — знаменитой «лесенкой», которая стала «визитной карточкой» Маяковского. «Лесенка» помогала Маяковскому заставить читать его стихи с правильной интонацией, так как запятых иногда было недостаточно.
После 1917 года Маяковский стал много писать; за пять предреволюционных лет им написан один том стихов и прозы; за двенадцать послереволюционных лет — одиннадцать томов. Например, в 1928 году он написал 125 стихотворений и пьесу. Много времени он проводил в разъездах по Советскому Союзу и за рубежом. В поездках порою проводил по 2-3 выступления в день (не считая участия в диспутах, собраниях, конференциях и т. д.), однако впоследствии в работах Маяковского стали появляться тревожные и беспокойные мысли; он изобличает пороки и недостатки нового строя (от стихотворения «Прозаседавшиеся», 1922, до пьесы «Баня», 1929). Считается, что в середине 1920-х годов он начал разочаровываться в социалистическом строе; так называемые его «заграничные поездки» воспринимают как попытки убежать от себя, в поэме «Во весь голос» присутствует строчка «роясь в сегодняшнем окаменевшем говне» (в подкорректированном цензурой варианте — «дерьме»). Хотя стихи, проникнутые официальной бодростью, в том числе посвящённые коллективизации, он продолжал создавать до последних дней. Ещё одна особенность поэта — сочетание пафосности и лиричности с ядовитейшей щедринской сатирой.